Почему в будущем нет нефтегаза: отвечает доктор экономических наук

NEFT поговорила с доктором экономических наук, профессором, академиком РАЕН Юрием Плакиткиным. Он руководит Центром анализа и инноваций в энергетике и изучает закономерности развития глобальной энергетики. Мы записали его рассуждения о ресурсах, которые будут использоваться в ближайшем будущем, и о том, что делать России в этой ситуации.

Что такое «глобальный энергопереход»?

Слово «энергопереход» стало модным, но не все до конца понимают, что это такое. Многие связывают его с локальными изменениями в энергетике и технологиях. Например, появился энергоисточник — уголь, за ним появилась паровая машина, за ними — рельсы, шпалы и вокзалы. Появилась нефть, технологии ее переработки — а уже следом строятся шоссе, заправки. Развитие энергетики тянет за собой остальные технологии, а не наоборот.

Мир пережил несколько энергетических циклов: переход с дровяного цикла на угольный, потом — на нефтяной и на газовый. От цикла к циклу росла и так называемая плотность энергии. Энергетики называют ее калорийным эквивалентом. Чтобы было проще, скажу так: у дров этот эквивалент был 0,2, у угля — 0,7, у нефти — 1,4, у газа — 1,8. Увеличивая плотность традиционных источников, мир как бы усиливался, наращивал механические мускулы производства, избавлял людей от ручного труда.

Но сейчас мы подходим к четвертой энергетической революции, которая связана с интеллектуализацией труда. Теперь все механические машины должны стать умными. А для этого нужны принципиально новые энергоисточники — с высокой и очень высокой плотностью энергии. Например, у водорода плотность энергии — уже около 4 в калорийном эквиваленте.

Но это, на самом деле, только локальные энергетические переходы. А еще есть глобальный энергопереход. На протяжении всего развития цивилизации энергетика накапливала душевое потребление массы топлива. Примерно в 2008–2009 году оно достигло своего максимума: около 2 т на человека в мировом масштабе. Показательно, что этот момент совпал с экономическим кризисом и падением мировой цены на нефть.

Начиная с этих лет энергетика перешла в совершенно другое качество: важнее стало не наращивание массы топлива, а рост плотности его энергии.

Энергетика поменяла полюсность своего развития, перешла в тот вид, в котором мы ее в цивилизационном плане никогда не видели. То есть, теперь энергопотребление считается не в тоннах топлива, а в том, насколько эффективно работает источник энергии.

Каким должно быть топливо будущего?

Первым шагом в новой энергетике, первой ступенью становится переход на альтернативные источники энергии. Они поведут за собой четвертую революцию, которая базируется на так называемом мировом проекте «Индустрия 4.0». При этом старые источники энергии никак не смогут обеспечить в будущем целевые параметры этого проекта. Почему?

Мы проводили исследования и установили зависимость между плотностью применяемой энергии и средней скоростью перемещений в экономике, или производительностью труда. Нами установлено, что средняя скорость перемещений зависит от квадрата калорийного эквивалента.

То есть, если в два раза повышаешь плотность топлива — в четыре раза вырастет скорость перемещений, а следовательно, примерно на столько же — и производительность труда.

В реализации «Индустрии 4.0» сейчас лидирует Германия. Там в июне 2020 года перешли в практическое русло применения водородных технологий, стали заниматься новыми технологиями. Потому что у водородного топлива эквивалент — больше 4. Почти вдвое больше, чем у газа! В общем, немцы поняли, что вырвутся вперед, если удвоят плотность энергии применяемых источников.

Еще более высокие плотности могут показать энергоисточники, основанные на реакциях ядерного распада и термоядерного синтеза. Они в любом случае превзойдут традиционные источники энергии.

Как энергетика отразится на экономике?

Увеличение производительности труда будет снижать стоимость энергоресурсов и других товаров и услуг. Мы, когда проводили исследование по средней скорости перемещений, пришли к выводу, что мир в 21 веке ждут два технологических скачка. Первый совсем близко — это будет 2025–2030 год. Он связан с «Индустрией 4.0», о которой я уже говорил: применяемый производственный аппарат начнет «умнеть».

Второй скачок — на рубеже 2050–2060-х. Он вероятнее будет связан с реализацией мировой концепции, над которой сейчас трудятся японцы. Она называется «Общество 5.0» и предполагает всеобщую интеллектуализацию не только промышленности, но и всех сфер жизнедеятельности человека. Если сейчас специалисты говорят, что развитие искусственного интеллекта относится к малому уровню, в 2050-60-х роботизированные киберфизические производственные системы будут иметь достаточно высокий уровень интеллекта. Они дойдут до абстрактного мышления, будут сами принимать хозяйственные решения и самоорганизовываться, сами станут планировать производственно-хозяйственную деятельность. Машины будут порождать машины.

Конечно же, эти скачки сильно повлияют на экономику. Первый скачок приведет к росту производительности труда и, как следствие, снизит цены на товары и услуги. Мировая экономика из постоянного роста ВВП перейдет на стабилизационный уровень. Если она раньше росла на 2,5-3% в год, этих цифр уже не будет, они будут затухать до уровня 1,5-1% в год.

Это совершенно иная экономика. Падение цен будет приводить к снижению конкуренции.

Будут применяться роботизированные технологии — а потому станет все равно, где производить один и тот же товар. Он будет примерно одной и той же стоимости.

Будет стираться ценовая конкуренция между производителями. Начало этого конфликта мы уже видим: когда индустриальное производство переходит из развивающихся стран вновь в развитые, потому что принцип дешевого труда там уже не работает. Главный принцип конкуренции в новой экономике — борьба за комфортные условия доставки товаров. Собственно, поэтому уже сейчас так обострена конкуренция за коридоры доставки, например, топлива: «Северный поток», коридоры Арктики, китайский «Шелковый путь».

Рыночная сила регулирования будет снижаться. Принципы рыночной экономики ломаются буквально на наших глазах разными методами — санкциями, налогами, несправедливой конкуренцией, углеродными сборами… Станут важные другие критерии эффективности: например, ситуационная мобилизация, умение подстроиться под внезапный вызов, внезапный спрос.

Что делать России?

Во-первых, пора признать, что никуда не денутся меры, которые так или иначе сдерживают развитие традиционных энергоресурсов. Парижское соглашение, бойкотирование инвестиций в уголь и нефтегаз — все это торопит мировую энергетику переходить на энергоисточники высокой плотности. Бороться с этим фактически невозможно.

Тут можно такую аналогию провести. Все знают, что человек умрет, никто не выживет. Принимая лекарства и делая спортивные упражнения, можно жизнь продлить. Но все равно придет расплата и конец. Так и мир все равно будет шагать за более эффективными энергоисточниками.

Что здесь делать? На мой взгляд, надо понять, какие энергетические циклы предстоит преодолевать. Например, в фотовольтаике, ветроэнергетике мы не являемся первыми, мы здесь догоняющие, потому что большие заделы есть Китае, Германии. Мы должны здесь работать, но трудно прогнозировать, что Россия здесь может быть первой. Разве что в использовании орбитальной солнечной энергии. Пока похожий проект готовит только Китай, и то на 2024–2025 год: хочет попробовать транспортировать потоки этой энергии на Землю.

Но надо понять, что будет после этого, и сейчас всю науку бросить на развитие будущих энергоисточников, потому что они подтянут за собой и новые технологии.

На мой взгляд, примерно в 2040-45-м будет новый энергетический цикл, связанный с применением ядерных источников. Но речь не об АЭС, а о маленьких топливных элементах с высокой плотностью энергии. Это некие небольшие источники, автономные, которые могут легко встраиваться в роботизированные системы, космические аппараты. Это будет следующей стадией развития. И здесь у нас есть, насколько я понимаю, имеется определенный задел благодаря Курчатовскому институту. Эти разработки нужно переводить как можно быстрее в практическую сторону.

После 2040 года надо обращать внимание на технологии, связанные с термоядерными процессами. Это на сегодня кажется фантастикой, но наши расчеты показывают, что именно такая плотность энергии нужна к 2055–2060 году.

Если мы хотим развиваться в соответствии с передовыми трендами, надо обращать внимание на такую энергетику и строить гражданские технологии из тех космических и военных, на которых наша страна специализируется.

У нас много технологий для обороны, но эти новые материалы, методы работы надо переводить в народное хозяйство.

У нашей страны большие возможности вписаться в технологический скачок. Мы умеем мобилизовать экономику — посмотрите, всего за год выпустили несколько вакцин. Плюс у нас есть практический и научный задел для мобилизации ресурсов. Схожие возможности есть разве что у США и Китая.

Кто должен планировать энергопереход?

Каждый владелец товара хочет, чтобы его товар жил долго и как можно дольше приносил прибыль. Вот недавно было совещание, мне там говорят представители одной угольной компании: «Наши аналитические службы считают, что надо развивать экспорт, расширять магистрали, строить порты». Расчет они строят на том, что Китай и Индия продолжат наращивать покупку топлива. Я им ответил так. Если я приду как аналитик к директору компании и скажу, что через какое-то время у нас будет ухудшение — мне директор скажет: «Ты что мне апокалипсис рисуешь?» Сколько меня еще продержат в компании? После третьего раза мне наверняка придется заявление писать об уходе.

Из-за этого трудно об энергопереходе говорить в среде традиционной энергетики. Им хочется и верится, что цена нефти вырастет — более того, они аналитику под это подбивают. Они выбирают только те исследования, которые в их пользу говорят, и начинают на этом строить свою доказательную базу.

Но мы с вами уже разобрались, что нефть больше никогда не будет стоить 120–140 долларов за баррель, время этого топлива начало системно уходить.

С представителями традиционной энергетики трудно говорить, но без них тоже нельзя: в разработке любых планов нужен определенный сдерживающий фактор. Наверное, комиссия, обсуждающая энергопереход, должна быть на 30–40% состоять из традиционных взглядов на развитие энергетики и экономики и примерно 60-70% — из специалистов, которые придерживаются альтернативных представлений.

Включать в эти комиссии губернаторов сырьевых регионов — очень опасная вещь. Я с этим сталкиваюсь несколько лет подряд. Они зажаты сроком, от выборов до выборов, и им проще идти по накатанной дороге: говорить, что мы продолжим знакомый курс, поможем компаниям наращивать добычу.

Например, приду я к губернатору Кузбасса и скажу: «Не надо высокими темпами наращивать добычу угля». И у него сразу же появляется головная боль: куда шахтеров деть с семьями? как их переобучить? куда отправить работать? откуда будут деньги в бюджете?

И поэтому губернатору проще обещать то, что уже знакомо: что экспорт угля вырастет. Ему перспективы интересны, если только его переизберут. Но он ведь не может быть в этом уверен.

И все-таки опыт регионов тут важно учитывать, прислушиваться к нему и согласовывать с ними будущие решения. Крупные компании должны заключить договоры с государством и регионами. В этих соглашениях должно подчеркиваться: да, мы осознаем грядущие изменения и переходим к трансформации.

Давайте создавать банк передовых проектов, на какие проекты надо пересаживать крупные компании и регионы. Правительство в этой тройке сделает инвестиционные и законодательные инициативы. По истечении определенного времени представители трех этих сторон должны посмотреть друг другу в глаза и признать, какие решения были правильными, а какие требуют корректировок.